— Ты разговариваешь с ним? — натянуто спросил Вацлав, подходя ближе.

— С ней, — поправила я. — И, будь добр, остановись и не размахивай руками. Ты делаешь ей больно.

— Прошу прощения, — в удивлении протянул он, глядя на Эвелину как на пустое место. Впрочем, почему — как? Таким она для него и была.

— А это будет больнее, чем я представляла, — пробормотала она, едва сдерживая слезы.

— Так кто там у тебя? — поторопил меня Вацлав.

Я сделала глубокий вдох и взглянула ему в глаза:

— Это Эвелина.

— Что? — Вацлав чуть пошатнулся и стиснул зубы, словно я выстрелила ему прямо в сердце. Наверное, физически он испытал такую же боль.

— Она блондинка, выше меня ростом, с голубыми глазами, в кремовом платье и плаще… — Я скосила глаза, собираясь подробно описать наряд Эвелины, но та торопливо перебила меня:

— Скажи ему, что мой день рождения десятого июля. Скажи, что я люблю ландыши. Скажи, что его первым подарком мне был золотой медальон с его портретом. Скажи, что нашу кошку звали Снежинка. Скажи… — Она застенчиво запнулась, но потом отчаянно, боясь, что Вацлав не поверит в ее присутствие, выпалила: — Что у меня есть родимое пятно на ягодице в виде крылышка бабочки.

Я хмыкнула, но послушно передала ее слова. Лицо Вацлава белело на глазах, а зрачки все больше расширялись, пока совсем не затопили радужку. Это было заметно даже в кромешной тьме. Похоже, за время блуждания здесь без света мое зрение значительно обострилось. Слова о родимом пятне Вацлава окончательно оглушили, но головы он не потерял. Он пристально взглянул на меня и спросил что-то по-чешски. Не успела я удивиться, как Эвелина перевела:

— Он спрашивает, как звали художника, который рисовал мой портрет. Зденек. Его звали Зденек. И он жил на Лилиовой улице вместе со своей собакой по кличке Рубенс.

Я передала Вацлаву ее слова и увидела, как его губы дрогнули.

— Так это правда? — пробормотал он с такой глубокой нежностью в голосе, что у меня сжалось сердце. — Ты здесь?

Это интимное «ты» было выстрелом уже в мое сердце, и я вдруг остро ощутила себя третьей лишней. Машинально произнеся эти слова по-русски в ответ на мое сообщение, Вацлав спохватился и повторил их на чешском. По моей щеке скользнул холодок. Это Эвелина невольно потянулась к Вацлаву всем телом, и с ее губ сорвались какие-то ласковые слова по-чешски.

— Милы муй милованы [2] , — угрюмо повторила я, глядя в пол.

— Что? — поразился Вацлав.

— Так она тебя назвала, — мрачно объяснила я.

Никогда я еще не видела Гончего настолько растерянным.

Он переводил взгляд с меня на то место, где стояла Эвелина, и не находил слов. Если бы не я, ему бы, наверное, многое хотелось сказать Эвелине, но он не знал, как вести себя в моем присутствии.

— Считайте, что меня здесь нет, — убито пробормотала я, мечтая провалиться под пол. Хотя куда уж глубже — мы и так под землей. — Я просто ваш посредник, голос Эвелины.

— Попроси его, пусть покажет мой портрет, — шепнула Эвелина.

Я передала просьбу, и Вацлав на миг запнулся, бросив на меня настороженный взгляд. Затем запустил руку в уже знакомый мне внутренний карман куртки, вытащил кусочек картона с изображением Эвелины и положил его на ладонь. В мою сторону он даже не смотрел, как будто боялся признаться в том, что носит портрет жены у сердца. Эвелина радостно просияла и скользнула ближе, наклонившись к своему портрету.

— Мне приятно, что ты меня помнишь. — Она улыбнулась и с нежностью взглянула в лицо Вацлаву, в надежде хоть на мгновение поймать его невидящий взгляд. — Я люблю тебя и всегда любила. Встреча с тобой — это лучшее, что было в моей жизни. Но ты не должен винить себя в моей гибели. — Она коснулась призрачными пальцами его небритой щеки.

— Я не уберег тебя, — опустив голову, глухо произнес он. — Это из-за меня ты оказалась на улице поздно ночью…

Я с удивлением взглянула на него, услышав английскую речь. Похоже, Вацлав не стремился сохранить тайну беседы, говоря с женой на родном ему языке, а хотел, чтобы мне было понятно ее содержание.

— Ты меня ненавидишь, наверное, — с болью добавил он.

Эвелина пылко возразила.

— Не говори так! Пойми, нельзя жить одним прошлым. Мне не дает покоя, что ты винишь себя в том, что случилось со мной. Ты должен знать, что я благодарна тебе за все. До самого последнего дня я была очень счастлива с тобой. Надеюсь, что ты тоже.

— Очень, — искренне откликнулся Гончий, и его слова эхом прокатились по подземелью.

— И я хочу, чтобы ты был бы так же счастлив без меня.

Когда я повторила ее слова для Вацлава, у меня дрогнул голос. Я ждала, что Вацлав вскричит: «Это невозможно», но он только ниже опустил голову, а потом надтреснутым голосом произнес:

— Я постараюсь.

— Я вижу. И теперь могу быть свободна.

Я повторила эти слова для Вацлава, а Эвелина неожиданно тепло взглянула на меня и прошептала перед тем, как растаять:

— Береги его. Я вижу, он любит тебя. Еще сильнее, чем любил меня когда-то.

А потом моей кожи будто коснулся ветерок, но не привычный морозный, обычно сопровождавший появление призрака, а теплый весенний. На миг меня окутало ароматом ландышей, и я услышала чистый, радостный смех Эвелины. А потом она исчезла.

— Что она говорит? — спросил Вацлав.

— Ничего, — смешалась я. — Она ушла.

— Куда ушла? — Вацлав растерянно моргнул.

— Ты у меня спрашиваешь, куда уходят призраки? — огрызнулась я. — Извини, я вижу их только первый день и еще не успела стать специалистом.

— Спасибо тебе за то, что дала нам поговорить, — неожиданно серьезно сказал Вацлав. — Это очень важно для меня.

— У меня не было выбора, — смутившись, пробормотала я. — В противном случае твоя жена меня в покое бы не оставила.

— У тебя, наверное, масса вопросов? Это долгая история, но я тебе все расскажу, — произнес он с готовностью.

— Не стоит, Эвелина мне уже все рассказала.

Вацлав посмотрел на меня долгим, выжидательным взглядом:

— Теперь ты знаешь мою страшную тайну…

— И теперь ты обязан меня убить и закопать здесь? — нервно отшутилась я.

— Теперь мне стало легче, — просто признался он, и желание язвить дальше у меня совершенно отпало.

Внезапный сквозняк ворвался в зал, воровато подхватил с раскрытой ладони Вацлава кусочек картона с портретом Эвелины и стремительно унес свою добычу в темные лабиринты подземелья.

Я ожидала, что Вацлав бросится вслед за ним, но он тряхнул головой и сказал:

— Эвелина права. Хватит жить прошлым. Как думаешь, — он пристально взглянул на меня, — она больше не вернется?

— Нет, — уверенно ответила я. — Она ушла насовсем.

— Надеюсь, что она обретет покой. Ну что, будем выбираться отсюда? Или ты желаешь меня познакомить с другими своими знакомыми призраками?

Мы вернулись в отель с первыми рассветными лучами солнца, и я сразу же рухнула в постель. Вацлав устроился на кушетке в гостиной. А на закате меня разбудил звонок на мобильный Вацлава. Звонил Адам. К нашему обоюдному удивлению, вампиры сдержали свое обещание помочь Фабиоле, несмотря на мой побег. Прошлой ночью, пока я блуждала по подземельям, вампиры успели подкупить кого надо и организовать следственный эксперимент. Через пару часов Фабиолу повезут к музею, и по дороге в машину с заключенной врежется фургон. Когда охранники очнутся, Фабиола уже будет у нас. Что ж, надеюсь, все так и будет.

Глава 5

ВАМПИРСКИЕ СТРАСТИ